Загляните в глаза одинокой женщины в двадцать, в тридцать и в сорок лет. Вот вам прекрасный пример: Джейн. В двадцать она пылает внутренним огнём, горит до головокружения и ждёт не дождётся, чтобы её соблазнили: «Используй меня! Брось меня! Давай кайфовать! Эфир! Плетки! Только подцепи меня!» В тридцать на том же лице читается другое: «Я уже не раз обжигалась, так что не пытайся меня опалить, ясно? Я заметила светлую полоску от кольца на безымянном пальце, а по данным справочной, ты живёшь в пригороде, где много зелени, начальных школ и футбольных площадок». Очевидно, у женщины есть ещё порох в пороховницах – ровно столько, чтобы благополучно вернуться к цивилизации, если всё пойдёт наперекосяк.
И взгляните в эти глаза в сорок лет. В них слышится мощный отголосок двух прошедших десятилетий: «Используй меня! Брось меня! Давай кайфовать! Подцепи меня!» А в тоже самое время пороховница почти пуста, и вовсе не хочется, чтобы её использовали, бросали и стегали плётками. Страшно, что первый же встречный заглянет в душу, где давным-давно никого не было, и молча пойдёт своей дорогой. Может он и есть тот самый, кто исковеркал ей жизнь, - какая теперь разница? Через минуту после того, как мужчина высадил её последний раз, он уже напевал вместе с «Супертрамп». Она даже не воспоминание; она «лежачий полицейский» на полосе его жизни. Разве бедняжка много просила? «Не старайся изменить моих привычек и смотри вместе со мной «Закон и порядок»».
(с) Д. Коупленд, «Элеанор Ригби»