(портрет из игры серии Assassin's Creed)
Осада города Фаэнца подходила к своему логическому завершению. Горожане, ослабевшие от недоедания и бессонницы, начали постепенно покидать город. В лагере Валентино истощённых беглецов кормили и отпускали. Единственное исключение составил человек, который добился встречи с главнокомандующим и объявил, что может указать слабое место в городских укреплениях, - он был повешен.
В апреле 1501 года город (а точнее то, что от него осталось) был сдан. 26 числа Чезаре встретился с Асторре Манфреди.
"Хрупкий светловолосый юноша, на которого уже обрушилось столько испытаний, пришел к нему, готовый к унижениям. Однако оказанный ему прием был ошеломляющим — Валентино устроил в честь гостя праздничный ужин, обращался с ним как с равным и всячески подчеркивал свое восхищение героизмом защитников Фаэнцы. Красота и ум герцога очаровали Асторре. Когда Валентино упомянул, что будет рад оказать гостю любую помощь, ибо чувствует себя в ответе за его судьбу, бедный мальчик окончательно забыл об осторожности. Ему был предоставлен выбор — самому определить место своей будущей резиденции или войти в свиту герцога, и Асторре без колебаний избрал последнее". О дальнейшей судьбе Манфреди известно, что в июне в составе свиты Чезаре он прибыл в Рим, в замок Св. Ангела, из которого живым уже не вышел. Примерно через год тело юноши с камнем на шее было выловлено в Тибре.
"Чезаре не ведал жалости, но не испытывал и радости при виде чьих-то страданий. И все же Асторре Манфреди был обречен. Его смерть предопределялась вовсе не злобой или мстительностью Валентино, а любовью подданных. Чезаре оставлял в живых тех правителей, чьи прежние деяния лишали их всякой надежды вернуться на трон. Но Асторре, юный герой, ничем не запятнанный и всеми любимый, являл собой пример совсем иного рода. Асторре был опасен, ибо он мог сделаться живым знаменем заговоров и восстаний".В мае 1501 года с помощью папского флота началась осада города Пьомбино, сдавшегося через два месяца. Чезаре покинул лагерь не дожидаясь капитуляции города и выехал в Рим, куда прибыл 13 июня.
"В течение нескольких недель Чезаре вел очень замкнутый образ жизни, никого не принимая и только изредка навещая отца. Римские вельможи и сановники, епископы и послы тщетно пытались добиться аудиенции — секретарь герцога лишь сочувственно улыбался и разводил руками. Не исключено, что трудность доступа к его светлости объяснялась еще и привычкой Чезаре превращать ночь в день — он предпочитал работать или развлекаться при свечах, посвящая утренние и дневные часы отдыху. Во всяком случае, именно эту причину упомянул папа, извиняясь перед делегатами Римини, которые две недели «стяжали души свои в терпении», ожидая герцога в дворцовых приемных".
Под властью герцога Валентино (хотя формально под властью Святого престола) уже находились Имола, Форли, Фаэнца, Пезаро, Римини и Пьомбино. Теперь с полным правом он мог принять ещё и корону герцога Романьи.
"Чезаре внушал панический страх самодержавным тиранам Италии, но его популярность среди простонародья неизменно росла. Он уже мог продолжать экспансию мирным путем, ибо власть герцога означала эффективное управление, общественный порядок и уверенность в завтрашнем дне. В новой булле его святейшества герцог был назначен пожизненным правителем городка Фано — и жители встретили эту новость праздничным фейерверком и многодневным весельем".Во исполнение союзнических обязательств перед французским королём Чезаре должен был присоединиться к армии маркиза д'Обиньи, выступающей на Неаполь. Войско выступило из Рима 28 июня, а через три недели уже переправилось через реку Калоре и расположилось вокруг стен Капуи (в которой на тот момент укрепилась основная часть неаполитанской армии).
"Чезаре сражался. В своей «Хронике Людовика XII» Жан д'Отон уделил заметное место ловкости, отваге и воинским талантам, проявленным Валентино в этом походе". 25 июля солдатам д'Обиньи удалось ворваться в город, началось сражение, закончившееся победой французов и гибелью более чем четырёх тысяч человек.
Сообщалось так же о живой добыче - трёх десятках красивейших женщин города - но не было упоминаний ни о дальнейшей судьбе этих женщин, ни о личностях похитителей.
"Но впоследствии у Гвиччардини не возникло и тени сомнения относительно личности виновного — это был, конечно же, Чезаре Борджа! А обсуждение других возможных кандидатур показалось ему совершенно излишним. Видимо, итальянский ученый исходил из предпосылки, что во всей армии один лишь Чезаре — в силу своей развращенности, а также избытка свободного времени — мог взяться за такое неслыханное дело, как похищение красавиц в побежденном и разграбленном городе. Ириарте позаимствовал у Гвиччардини историю о «сорока капуанских девах» (как видим, число жертв герцогского сластолюбия увеличилось на треть). По его словам, «Валентино образовал из них гарем наподобие султанского». Как легко заметить, действующая армия не самое подходящее место для гарема. И пусть Чезаре Борджа был жесток и аморален, но он никогда не забывал о необходимости сохранять уважение своих солдат. Полководец, в чьем обозе щебечут несколько десятков наложниц, стал бы посмешищем для всего войска, что никоим образом не входило в планы герцога."Вскоре войска союзников уже стояли под стенами Неаполя, который сдался без боя. 3 августа во главе победоносной армии Чезаре Борджа въехал в город. По иронии судьбы ещё будучи кардиналом Валенсийским именно он возложил корону на голову того, у кого на данный момент отбирал престол и владения.
читать дальше"Чезаре возвратился в Рим пятнадцатого сентября 1501 года — увенчанный лаврами победителя, заслужив благодарность французского короля и став богаче, чем был, на сорок тысяч дукатов".
Как раз в этот период папа Александ VI распределял очередное свободное имущество среди своей родни. В том числе он задумал наградить титулом герцога Палестринского Джованни Борджа, мальчика неизвестного происхождения. "Что же касалось Джованни Борджа, то здесь Александр превзошел самого себя, издав в один и тот же день два документа, объявлявшие отцом этого ребенка разных людей. В булле, выпущенной консисторией первого сентября 1501 года, трехлетний Джованни назван законным (!) сыном Чезаре Борджа, герцога Романьи и Валентино, и некой неизвестной «женщины благородного происхождения». А другая булла, датированная тем же числом, преподносит читателям еще более удивительный сюрприз — в отцовстве признается не кто иной, как сам римский папа! " О существовании второй буллы узнали только лишь после смерти Александра, но нет сомнений в том, что именно она и является правдивой. "...рождение сына у первосвященника было все-таки слишком скандальным событием. Даже Александр, при всей присущей ему беззастенчивости, не мог пойти на открытое попрание церковного закона. Но судьба малыша так тревожила чадолюбивое сердце старого Борджа, что он возвел напраслину на Чезаре — и одновременно сделал тайное признание, поскольку, видимо, не слишком рассчитывал на отзывчивость старшего сына. Герцог никогда не отличался сентиментальностью, и папа, прикладывая печать ко второй булле, надеялся оградить Джованни от будущих притязаний Валентино".
В сентябре 1501 года поводом для очередного многодневного праздника, в котором принял участие и Чезаре, стала помолвка Лукреции с Альфонсо д'Эсте. Подробности праздника вскоре обросли слухами, домыслами и очередными порциями клеветы, впоследствии принятыми историками за чистую правду.
Когда очередной "документ" вобравшийся в себя всю клевету и ложь касательно Борджа попал в руки Александра, тот лишь посмеялся и предал это презрительному забвению.
"Чезаре не обладал благодушным терпением Борджа-старшсго. Герцог заявил, что сыт по горло грязными подметными листками, и отдал соответствующие приказы шпионам и городской страже. В начале декабря в Риме был арестован некий Манчони, уроженец Неаполя, «говоривший крамольные и оскорбительные речи о герцоге и его святейшестве папе». Несчастный неаполитанец подвергся публичному наказанию — ему отрубили правую руку и вырезали язык, чтобы лишить возможности порочить высоких особ, будь то письменно или устно. Окровавленную руку с привязанным к мизинцу языком выставили в окне собора Санта-Кроче в назидание болтунам". Папа римский пытался урезонить сына, но это не помогло и вскоре ещё один сочинитель оказался на висилице. "Как выразился огорченный Александр в одной из бесед с послом, „герцог — добрый человек, но все еще не научился с покорностью переносить обиды“. И это было весьма справедливое замечание, ибо никому и никогда не удавалось безнаказанно оскорбить Чезаре Борджа. «Уж если римляне привыкли говорить и писать что им вздумается, то я, со своей стороны, обязан привить этому народу понятие о хороших манерах», — таким бывал ответ герцога на упреки отца".
Вполне вероятно, что в начале 1502 в голове герцога окончательно сложился грандиозный план - объединить всю Среднюю Италию в большое независимое королевство и основать новую монархию. Но предварительно требовалось закончить восстановление церковного государства: ещё не были покорены Урбино, Камерино и Сенигаллия.
Летом 1502 завоевание Урбино прошло бескровно: правитель города (Гуидобальдо да Мантефсльтро) бежал, а Чезаре обосновался в опустевшем дворце. "Огромная библиотека, а также богатейшее собрание картин, статуй, гобеленов и античных гемм произвели на него самое отрадное впечатление. Он не обладал ученостью Гуидобальдо, но был столь же страстным поклонником прекрасного, а потому, успокоив свою совесть мыслью о естественном праве победителя, отправил в Чезену немало редких манускриптов и бесценных произведений искусства".
Битва за Камерино перешла в осаду города, но горожане не желали успеха своему тирану - вскоре в городе вспыхнул бунт, восставшие открыли ворота и впустили в город армию герцога.
"О победе над Камерино Чезаре Борджа сообщил в Феррару своей любимой сестре, тяжело болевшей после неудачных родов. Это письмо сохранилось, и мы приводим его полностью.
«Сиятельная госпожа и возлюбленная сестра, мы пишем Вам в твердой уверенности, что для Вашего нынешнего недуга нет лекарства более действенного, чем счастливая весть. Поэтому извещаем Вашу Светлость о взятии города Камерино, над коим в настоящий момент уже развевается наше знамя. Мы просим Вас ценить означенную новость лишь постольку, поскольку она улучшит Ваше здоровье, и известить нас об этом, ибо мысль о Вашем недомогании безмерно огорчает нас, не позволяя радоваться никаким победам, сколь бы славными они ни были. Мы просим Вас также поведать о положении наших дел Его Светлости, высокочтимому дону Альфонсо, Вашему супругу и нашему дорогому брату, и передать, что только крайний недостаток времени помешал нам в этот раз написать ему лично.
Урбино, год от Р. X. 1502, 20 июля.
Брат Вашей Светлости, любяший Вас, как самого себя — Чезаре»."
В скором времени герцог, направляясь в Милан (где находилась ставка французского короля) по дороге посетил и Феррару. "Чезаре, переодетый рыцарем-иоаннитом, в сопровождении всего лишь четырех слуг выехал на север, в Милан. Проскакав всю ночь, они сделали короткую остановку в Форли, сменили лошадей и тронулись дальше. Двадцать восьмого июля герцог и его спутники достигли Феррары.
Здесь, несмотря на спешку, он провел несколько часов у постели больной сестры. Состояние Лукреции уже не внушало опасений, но она была все еще очень слаба. Затем Чезаре обсудил ближайшие дела с герцогом Феррарским и возобновил путешествие, отправив вперед курьера, чтобы предупредить короля о своем прибытии".
В Милане к этому времени собрались почти все князья низложенные герцогом Валентино. Французский король выслушивал их речи с непроницаемым выражением лица. "Скрытный и расчетливый, Людовик иногда выказывал склонность к мрачному юмору, а потому не отказал себе в удовольствии известить всех о скором визите герцога лишь за два часа до его появления в Милане. Эту новость он сообщил на ухо маршалу Тривульцио — сообщил шепотом, но достаточно громко, чтобы быть уверенным в произведенном на окружающих эффекте. Итальянские вельможи приуныли, ибо чернить Валентино за глаза казалось им делом куда более выгодным и безопасным, чем состязаться с ним же лицом к лицу, хотя бы словесно. А когда они увидели прием, оказываемый Людовиком их заклятому врагу, уныние сменилось отчаянием".
Осенью 1502 года началось восстание пяти кондотьеров (бывших подчинённых Чезаре), которое с трудом (из-за неспособности союзников договориться между собой), но всё-таки набирало ход. Среди вариантов действий выдвигалось даже тайное убийство герцога Валентино, но в итоге решенно было начать открытую войну. Известие о мятеже пришло в Ватикан 2 октября.
"Положение становилось угрожающим — против герцога взбунтовались офицеры, командовавшие тремя четвертями его армии. Будь на месте Чезаре другой полководец, он скорее всего попытался бы начать переговоры с недовольными капитанами и как-то умиротворить их. Но Валентино действовал иначе, лишний раз доказав стране, что для него нет ничего невозможного. Герцог стал формировать новую армию. Его посланцы разъехались по всем городам, и им не пришлось жаловаться на недостаток добровольцев. Люди, умевшие держать в руках меч и копье, стекались целыми толпами, привлеченные возможностью встать под знамена непобедимого Борджа. Среди них попадались и бродяги, и искатели приключений, но большинство составляли профессиональные военные".
Уже через две недели вокруг Имолы, где находилсь ставка герцога, вырос военный лагерь. Шесть тысяч человек были обучены и вооружены, и к ним ещё должны были присоединиться французы и швейцарцы.
"Такой ход событий поверг мятежников в тяжкие раздумья. Войско Борджа возрождалось, как Феникс из пепла, и продолжало расти. А из восставших капитанов ни один не надеялся на верность остальных, и каждый, оставаясь наедине с собой, горько раскаивался в необдуманной поспешности. Они выбрали для заговора неудачный момент, и это обстоятельство теперь проявилось с удручающей ясностью. Но на самом деле их главная ошибка заключалась в неудачном выборе противника".
Союз заговорщиков уже начал было разваливаться, но началось народное восстание в Урбино, и перевес сил вновь оказался на их стороне.
Cреди военных забот Чезаре не забывал и о дипломатии. В частности он вёл переговоры с Флоренцией. Очередным послом от республики был Никколо Макиавелли. "Находясь в Имоле, Макиавелли часто виделся с герцогом и подолгу беседовал с ним. А посольские донесения мессера Никколо — бесценный материал для каждого историка, желающего разобраться в жизни и личности Чезаре Борджа. Горячий патриот, преданный слуга Республики, Макиавелли рьяно отстаивал интересы родного города, и собственные впечатления посла отнюдь не смягчали его позицию в дипломатических схватках с герцогом. Но верность долгу не делала Макиавелли пристрастным, и он не скрывал, что считает Валентино самым выдающимся политиком своего времени".
Помимо прочего флорентийский посол беседовал с Валентино и на тему мятежников. "К удивлению Макиавелли, герцог, казалось, не испытывал особой тревоги из-за мятежников и говорил о них с подчеркнутым пренебрежением. «Я сумею поджечь землю под ногами этих глупцов, и они не отыщут той воды, которая потушит пожар», — так ответил Чезаре, когда Макиавелли осторожно усомнился в прочности его положения. Столь же мало заботило герцога и восстание в Сан-Лео — он лишь заметил, что не забыл тот путь, которым пришел в Урбино, и без труда пройдет по нему вновь".
Восстание в Урбино тем не менее разрасталось, охватив ещё несколько регионов, жители которых смогли справиться с небольшими гарнизонами. Правда долго радоваться им не пришлось, поскольку через эти территории пролегал маршрут той части армии герцога, которой командовал испанский капитан Мигель да Корелла: тратить времени на переговоры он не стал и быстро "утопил измену в её собственной крови". "«Похоже, что в нынешнем году созвездия складываются очень неудачно для мятежников» — так прокомментировал известие о подавленном бунте герцог, который в тот момент как раз беседовал с флорентийским послом.
С мятежными кондотьерами Чезаре подписал мирное соглашение. И даже вроде бы снова стал доверять им. А бывшие мятежники для укрепления этого довория в том числе помогли с восстановление власти в Урбино.
10 декабря герцог Валентино со своей армией двинулся на завоевание Сенигаллии.
"Как и в прошлом году, Чезаре решил встретить Рождество в Чезене. Но здесь армию ждал неприятный сюрприз — окрестное население было на грани голода, война и неурожай опустошили закрома. К тому же таинственно исчезли тридцать тысяч мешков зерна, закупленного герцогом у венецианских купцов как раз на случай нехватки продовольствия". В город был вызван губернатор Романьи - Рамиро де Лорка - жалобы на жесткость которого итак были постоянны, а теперь к ним добавилась ещё и пропажа зерна. По приезду в Чезену он тут же был арестован. Началось следствие и пересмотр дел о его жестокостях. Всплыла и причастность Рамиро к исчезновению зерна, и дипломатические переговоры с мятежными кондотьерами... "Морозным утром двадцать пятого декабря взорам чезенцев открылось жуткое зрелище: посреди рыночной площади высилось копье с насаженной на него головой Рамиро де Лорки. Глаза казненного были закрыты, густую черную бороду уже припорошил легкий снежок. Здесь же, рядом, лежало его тело — в полном облачении генерал-губернатора, в багряном плаще, перчатках и сапогах со шпорами. Это кровавое свидетельство неумолимого правосудия герцога Валентино оставалось для всеобщего обозрения до конца дня".
Параллельно с этим герцог ещё и ослабил собственную армию, отослав из неё в Ломбардию три больших отряда французских копейщиков, якобы по причине того, что ему нет смысла тратиться на их содержание, когда у него уже заключён мир с собственными кондотьерами.
Утром 26 декабря Чезаре Борджа покинул Чезену. В городе Фано его ждала делегация города Анконы, желавшего перейти под власть его светлости; и гонец от Вителлоццо Вителли (бывшего лидера мятежных кондотьеров), сообщивший о капитуляции Сенигаллии. "Кондотьеры заняли город, но внутренняя крепость еще держалась — оборонявший ее генуэзский капитан Андреа Дориа объявил, что согласен сдать цитадель только герцогу Валентино". Чезаре отправил кондотьерам ответное письмо, в котором предлагал им дождаться его в Сенигаллии, чтобы совместно выработать план дальнейших действий.
Ранним утром 31 декабря герцог со своим войском подходил к Сенигаллии, в которой на тот момент находились четверо кондотьеров-мятежников. "Он отправил вперед кавалерийский авангард Мигеля да Кореллы, а вслед за ним двинул тяжелую пехоту. Колонну замыкали отряды конницы, во главе которых, в полном вооружении, ехал сам Валентино. Он редко надевал латы, но в этот день солнечные блики играли на его полированном панцире". Чезаре въехал в город в сопровождение нескольких десятков человек личной охраны, а кавалеристы остались около городских стен.
"Чезаре приветствовал капитанов столь весело и дружелюбно, что усомниться в искренности его чувств мог бы лишь самый заядлый скептик. Магическое обаяние герцога Валентино еще раз сослужило ему добрую службу. Лед был сломан, и настороженность кондотьеров уступила место радостной легкости. Заразительный смех Чезаре, его открытый взгляд, речь, исполненная теплоты и уважения, — все свидетельствовало о том, что прошлое похоронено и забыто. Через несколько минут, оживленно беседуя, недавние противники направились во дворец". Но прежде, чем они покинули площадь, к собравшимся подошёл Мигель де Корелла и попросил о помощи с расквартированной войск, проведших на морозе уже несколько часов. "Оливеротто [один из кондотьеров-мятежников] приказал командирам своих частей развести всех солдат по квартирам, а сам продолжил прерванную беседу с герцогом. Тот был любезен как никогда, сыпал шутками и остротами — в общем, всячески развлекал собеседников, причем делал это столь искренне, что они даже не обратили внимания на группу его телохранителей, неотступно следовавшую в нескольких шагах позади". У входа во дворец кондотьеры собирались проститься с герцогом, но он попросил их остаться, чтобы обсудить дальнейшие действия и направление следующего удара союзных войск. Кондотьеры были так покоренны доводами, что отбросили последнии сомнения и вошли внутрь замка. "Едва закрылись широкие резные двери, как облик герцога мгновенно переменился — словно невидимая рука разом стерла с его лица искрометное веселье. Быстро шагнув вперед, он кивнул головой. В ту же секунду гордые кондотьеры были схвачены и обезоружены людьми Чезаре. Эту операцию гвардейцы репетировали уже давно, и она удалась им без малейшей заминки. Убедившись, что приказ выполнен и все в порядке, герцог покинул дворец, не удостоив арестованных капитанов ни словом, ни взглядом."
Отряды арестованных кондотьеров были разооружены и рассеяны. Закончив разгон противников швейцарские ландскнехты принялись грабить население. "Участь города могла оказаться весьма плачевной, если бы не вмешательство герцога. Его приказ был, как всегда, краток и ясен: воров — на виселицу. Несколько наглядных уроков показали солдатам серьезность намерений командующего, и еще до наступления темноты на улицах Сенигаллии воцарились покой и порядок". Пленные кондотьеры были казнены.
1 января 1503 года направил официальные послания дружественным городам Италии, объясняя причину расправы с капитанами: «они, под предлогом помощи в завоевании Сенигаллии, стянули к городу все свои войска и укрыли их в ближних крепостях, намереваясь нанести внезапный удар по армии герцога Романьи и Валентино. В сговоре участвовал и комендант Сенигаллии. Общее нападение должно было произойти в ночь после прибытия его светлости, ибо размеры города не позволяли герцогу ввести туда значительное число солдат». Существует так же и достойная внимания версия венецианского посла, в которой фигурирует Рамиро де Лорка, за час до своей казни рассказавший герцогу о плане, предусматривавшем его убийство - некий лучник должен был выстрелить в Валентино на пути в Сенигаллию. "Приобретает значение даже такая деталь, как латы, надетые им перед вступлением в Сенигаллию.
Комендант крепости в Сенигаллии не стал дожидаться Чезаре и сбежал. Город полностью перешёл под власть герцога.
Далее Валентино направил войско в Читта-ди-Кастелло. Горожане добровольно открыли ворота и городской совет принёс присягу на покорность Ватикану.
Не задерживаясь Чезаре двинулся на Перуджу. Правитель города так же не стал его дожидаться и сбежал. "Граждане Перуджи выслали посольство навстречу герцогу и поспешили выразить ему глубокую признательность за избавление от ужасной тирании".
Следующим объектом была Сиена, тиран которой, Пандольфо Петруччи, был в союзе с мятежными кондотьерами. "Герцог не торопился, предпочитая добиться свержения Петруччи силами его же подданных. Но те медлили, и Валентино сообщил горожанам, что будет считать каждого из них своим личным врагом, если Пандольфо Петруччи не покинет Сиену в течение двадцати четырех часов. Эта угроза подействовала. Пандольфо отправился в изгнание, мудро решив не вынуждать соотечественников на крайние меры".
В это время Александр VI настойчиво просил Чезаре вернуться в Рим, неспокойная обстановка в котором, грозила вылиться в мятеж аристократов. "Поручив командирам вести армию следом за ним, герцог взял с собой небольшую свиту и выехал в Рим. Одно его появление сразу же усмирило недовольных баронов".
все цитаты взяты из книги Р. Сабатини "Жизнь Чезаре Борджа"